Внешность: Mitch Hewer | Митч Хьюер

Пост:
Снег взлетал вверх в перевернутом конусе света, неслышно стуча в окно под порывами сильного ветра. От такого количества белого цвета я ощущал себя неуютно, а ветер грозился достать меня своими мягкими холодными лапами, желая прорваться сквозь оборону окна. Лежать на подоконнике головой было неудобно, но я иногда делал так, когда все засыпали, чтобы поглядеть на низко нависшее над головой небо и ощутить легкое головокружение. Это чувство неудобства и тишины вокруг (все же, относительной, в Четвертой редко когда было тихо. Кто-то в углу, кажется, не спал и тихо слушал потрескивание неисправного приемника, но это вполне можно было назвать тишиной) удивительно отрезвляло, приглушало волны боли в ноющих пальцах и проясняло голову. Я почти позволил противнику-ветру околдовать себя, убаюкать, не забывая чутко прислушиваться к входной двери-Лэри ещё не было, и, возможно, он снова придет в совершенно невозможном виде. И тогда снова отмахивания, грубые толчки и ворчание вперемешку с бранью, пока мне наконец не удасться снова его успокоить и затолкать на его кровать. И в лучшем случае-перебуженная половина комнаты. Но в коридоре пока было тихо, один лишь ветер да шепот, то ли тяжелых хлопьев снега, то ли безмолвных стен.
Снег просачивался даже сквозь мою дрему, плотным белым пластом куда-то на дно памяти, ощущением холода в занемевших запястьях. Я понял, что это, только тогда, когда почувствовал вибрацию, в воздухе, почти ощутимую, слышную. Тут же встряхнулся, безошибочно выбрав взглядом виновника моего внезапного волнения- Курильщика. Беспокойство нарастало, импульсами ударяя в грудь, перемежаясь с ударами сердца. Закушенная губа отвлекала от покалывания в пальцах, искушающего, просящего-сними его, возьми этот сон,  унеси в руках, освободи состайника. Его сон был похож на паутину, липкую, вязкую, а он ворочался во сне, соскребая невидимые надписи со стены ногтями. Я подошел и сунул ему подушку, подбив её под головой, но это не помогло, только усилило ощущение -меня передернуло. И я не сдержался, украдкой покосившись на Сфинкса, я просто не мог больше ждать и бездействовать. В его сне было слишком много страха, слишком много невысказанных слов, слишком много молчаливого понимания и плохо контролируемого протеста; и если сон разума рождает чудовищ, то Дом делает их живыми, только и ждущими ночи, безмолвно кричащими. Я не мог больше выносить его кошмара и поднес  руку к его голове, и едва касаясь волос покрасневшими кончиками пальцев. Они моментально нагрелись, обожженные его мыслями, но руки я не убрал, почти ощущая сопротивление пойманных в ловушку чудовищ. Быстрые движения, озирание по сторонам делали меня похожим на вора, я и был вором, а ещё лжецом перед тем, кому я ничем не был обязан и кто с готовностью принял меня. Но ведь не было ничего плохого в краже обычного сна-все закончилось-постепенно стихающим эхом в ушах и полной тишиной, ни вибрации, ни треска приемника, ни шума дыхания. Сжав руку в кулак, я бросился из комнаты-скорее, к умывальнику, пока этот кошмар не разъел меня самого, пока не поглотило едкое чувство вины, которое не смоется с прохладной водой вниз, не будет заглушено шепотом стен или укрыто снегом. Дыхание смято, а руки жадно тянутся к струе воды в раковине, смывая с ладоней оглушающий тишиной крик. Вот и все, но чувство вины осталось, теперь-не смотреть в глаза, не поднимать головы, не искать оправданья, только, если возможно, прощенья. Я бы остался тут до утра, да, только вот, Лэри- в коридоре неровные шаги, пьяное бормотание и шелест касающихся стен пальцев, перебирающих давно выученные фразы.
И я возвращаюсь.