Неуютно было со Стервятником. Этот его похоронный вид, эти его охи-вздохи, а главное – он никогда не был один. Это присутствие у его плеча: Рыжий не мог его не чувствовать. Кто угодно, но не Рыжий.
Как он живёт такой? Я бы давно уже с катушек съехал.
А с другой-то стороны – кто сказал, что Стервятник и не съехал? Нормальный разве выживет в этой жуткой Третьей, где фауна разумом не сильно превосходит флору?
Отвратительные мысли. Лучше и вовсе не думать, чем так.
– Тихо тут, как же. Тут вещают литературные голоса, стонут призраки писателей, чьи творения никто не хочет читать, завывают все помершие от дурных болезней персонажи, стреляются все недострелившиеся… Ты только прислушайся, волосы дыбом встанут!
Рыжий сделал театральную паузу и услышал, как скребётся в дальнем углу мышь. Не то, на что он рассчитывал, но всё же лучше, чем ничего.
Заметил, как дёрнулся Стервятник, словно какой-то иной, недоступный холод пробрал его. Другой бы, опять же, и не заметил, может. Но какая же ты Крыса, если не чувствуешь всех, кто ходит по Дому?
– Дует, что ли? А тёплое вроде место. Вот она, экономия на ремонте. Всех в Могильник сведут…
Рыжий завозился на краю стола, пытаясь протереть изрядно замызганные уже очки так, чтобы не пришлось их снимать. Приподнял свитер, обнажив корсет сразу над тощим брюхом.
– Ты, главное, интеллектом меня задавить не пытайся. Подумаешь, знаешь пару стишат наизусть. Я тоже знаю. Я бы тебе их рассказал, но они… матерные. – Рыжий шмыгнул носом, провёл рукавом по лицу и продолжил почти застенчиво: – Я их для соблазнения использую.
Посерьёзнел. Погрыз ногти, задумчиво глядя на Стервятника, потом вдруг широко улыбнулся, блеснув зубами, в которых застрял клочок петрушки с ужина.
– Мне кажется, что ты его недооцениваешь. Он… не дурак. Дурак, вернее, но не больше любого. Вообще не всякий дурак, кто шумный, Птица. Ты же знаешь. – Он улыбнулся не без гордости, тихо пропел: – Самый шумный у нас Табаки. Но ты же зна-аешь…
Приумолк. Мало ли что знал Стервятник, не время всё ворошить. А с Шекспиром сложно было, тут в лоб не пойдёшь. Ухмыльнулся почти оскалом – Рыжий много знал улыбок, все были хороши, потому что ни одна не была настоящей.
– Проблемы, Птица, можно не только через девушек решать. Не обижайся, но что вообще ты знаешь о них? Думаешь, хоть одна тебе поможет, если её по-человечески попросить? А здесь простым манипулятивным перепихом не обойтись, тут или диверсия, или к чёрту девочек вообще…
Он прервал речь, активно почесался (голову, что ли, помыть, или ещё недельку и так сгодится?), потом застыл и снова перевёл взгляд на Стервятника.
– Ты в корне неверно оцениваешь ситуацию, мой дорогой соратник. Новая стая – это данность. Её не отменить. Мы не отменим Покойников, как не отменим Шекспира, хотя его ужасные пьесы давно устарели. Мы не разгоним их назад по комнатам. Всё, что мы можем получить сейчас – это Шекспир на нашей стороне. На стороне Слепого, а не Волка. И вот этого – вот этого хотя бы жалкого этого – мы с тобой добьёмся.