- Да говорю вам, нет у меня при себе ничего такого! Ни сигарет, ни алкоголя, ничего острого, колющего, режущего, токсичного, да и легко воспламеняющегося, представьте себе, тоже! - послышался прямо за дверью синей Клетки сварливый мальчишеский голос.
- Барбитураты? Амфетамины? МДМА? - не отставал молодой медбрат-провожатый, и непонятно было, спрашивает ли он все это в шутку, в издевку или на полном серьезе, рассчитывая получить честный ответ. Не лучшие все-таки времена  переживал Дом, раз здесь могли задаваться уже и такие вопросы.
- Спасибо, у меня свои, - огрызнулись ему в ответ.
Дверь Клетки отворилась, и языкатого подростка втолкнули внутрь, очевидно, с подзатыльника. Подросток был достаточно высоким, худым, одетым в черную толстовку с двумя широченными карманами, которые он оставил демонстративно вывернутыми (полюбуйтесь, мол, вот он я - жертва адмимнистративно-Домашнего произвола), и пребывавшим в худшем из всех своих расположений духа. Он немедленно развернулся к стоявшему в дверях:
- И сколько же меня планируют здесь держать?
- Надо полагать, до утра, - пожал плечами медбрат.
- До утра? - Ловец не поверил своим ушам, - Что за...
Но этот его вопрос уже не потрудились ни дослушать, ни ответить на него. Вместо этого в Клетку просто закрыли дверь.
***
Ловец всегда искренне верил в то, что истории со всякими "пойман", "застигнут", "заперт" - они не про него. Ну не должно ничего подобного случаться с тем, кто сам - ловец.
А если такое все же случалось, ничем хорошим оно, конечно, не заканчивалось.
Ловец мрачно покосился на одну, на другую стену - голубовато-льдистого цвета, одуловатую, чуть выпирающую мякотью. Допер же какой-то умник обозвать это место "Клеткой" (какого черта, они же не звери, в конце концов!); наверняка, сам же здесь когда-то и отбывавший свои часы. Сук, на котором сидел, он, интересно, пилил бы так же рьяно? И в этом весь их Дом: стоило одному что-то ляпнуть, а другому подхватить, как все - понеслась: в "Могильнике" ненавязчиво попахивает скорой смертью, на "Перекресточном диване" к тебе фамильярно присаживаются судьбоносные события, конца "Самой Долгой Ночи" ты ждешь - не довждешься, а в "Клетке" хочется по-тигриному метаться из угла в угол и хвататься руками за несуществующие прутья.
Метаться и хвататься Ловец ни за что не стал. Вместо этого он прошел в один из углов Клетки, уселся там, опустив голову и занавесившись черно-серыми волосами, и сцепил руки между коленей.
В Клетке он был, что удивительно, не один. Незнакомый колясочник, судя по всему, чувствовал себя здесь не в пример более спокойно и уверенно, чем он сам: занимался привычными делами, полистывал какую-то книжку в мягкой обложке, курил о чем-то думал. Да уж, этот, наверное, о своем походе в Клетку был извещен заранее, а не сразу же после ужина, потому как догадался запастись всем необходимым в случае сиденья в четырех мягких стенах и вынужденного ничегонеделанья, а именно и по крайне мере - книжкой и сигаретами. У Ловца же при себе, в момент когда его настигло направление в изолятор, были только пара разноцветных шнурков, неразлучных с ним, и коробок спичек во внутреннем кармане толстовки (о существовании которого подозревали вообще немногие, включая медбрата, перед которым пришлось вывернуть карманы). Больше не было ничего.
Не было даже фонарика. И всякую минуту как Ловец вспоминал это, у него начинала холодеть спина.
Между тем в Клетке они все еще продолжали сидеть вдвоем, колясочник, который не производил впечатление ни нервного, ни опасного, ни злобного человека, все так же продолжал мириться с тем фактом, что пространство, расчитанное на одного, ему придется делить с кем-то еще. А банальная вежливость, из тех самых, которые рано или поздно начинают взыгрывать, когда ты едешь с попутчиком в одном купе или застреваешь в одном лифте, потихоньку требовала уже выдавить из себя хотя бы слово, сидя в этой затянувшейся тишине. И Ловец, что ему несвойственно, выдавил его первым:
- Я думал, это камеры одиночного заключения, - Ловец смахнул длинную прядь с лица, поднял голову на курящего, - Кто ты такой? И за какие... заслуги перед родиной засунули сюда тебя?
И стоило ему это договорить, как свет в Клетке погас.
Почему все, чего, по идее, следовало ожидать, всегда случается настолько неожиданно? Ловец порывисто вскочил на ноги, чуть не растянулся, вжавшись лицом в губчатый пол. В темноте раздался резкий и шумный выдох, за которым последовали заполошные вздохи (ну хотя бы не возглас, работаешь над собой, мальчик, работаешь!), несколько торопливых "шлеп-шлеп-шлеп" ладонями по стене (опомнись, ну что ты делаешь, здесь нет никаких выключателей!) и один раздосадованно-раздраженный "шмяк!!!", затем - взвизг молнии и мягкий шорох одежды (о да, так быстро свои спички ты еще никогда не доставал!).
Одно дело - оказываться в темном коридоре Дома, когда при тебе - фонарик, который высвечивает тебе дорожку вперед, по которой у тебя еще есть шанс убежать от темноты. И совсем другое - оказываться в месте под названием "Клетка", из которой до утра ты никуда не вырвешься. И спичек у тебя в коробке, к слову, осталось всего... две.
На один короткий, совсем коротенький миг, как раз уместившийся между чирком спички о коробок и вспышкой пламени на ее серной головке, возникла безумная, какая-то совсем уж пироманиакальная идейка: подпалить проклятущее направление в этот грёбаный изолятор, скомканный в переднем кармане, зашвырнуть его подальше в угол - пусть тут все займется огнем, от которого будет столько света! Конечно, скоро здесь станет смертельно жарко - но, по крайне мере, не будет темно, и это-то - самое главное. И одной тюрьмой в Доме будет меньше. Да и свалить потом всю вину за пожар в изоляторе на колясочника не помешает ничего: это он курил, у кого в кармане сигареты - у того и спичкам место найдется! Но... Ловец с трудом поймал в поле зрения своего единственного здорового глаза полутемный силуэт соседа по Клетке; он-то в чем перед ним провинился? Разве это колясочник виноват, что темнота его - с детства топит, душит и жрет?
- Эй, ты что там делаешь? - раздался хриплый шепот Ловца; пламечко спички, зажатой в судорожно дрожащих пальцах, расшатывалось все больше, ложась почти вертикально то на одну, то на другую сторону, а мазочек света гулял по колясочнику, потрошащему свою странную необъятную куртку, - Что-то потерял? Тебе этого света хватит или как?