Внешность:
Richard Armitage
Тема пробного поста:
Возвращение Лорда. Пусть немного прольет свет на это событие и опишет мысли Ральфа по этому поводу, или сам способ возвращения им Лорда обратно.

— Кормят тут наверно не ахти? — Спросил я, бегло осматривая скудность свежей штукатурки на стенах рабочего кабинета главного врача. Тоска детских душ, запертых в клетке Наружности, смотрела на меня с этих стен, мертвенная бледность их  лиц любому другому на моем месте не дала бы ни минуты покоя.
Но я не в состоянии помочь всем.
Серая сталь глаз Лорда взглянула на меня из глубин памяти. Какой он сейчас? Вот что мог превратиться в условиях, способных убить даже Наружность? Вероятно, он задыхался.
Спокойно сажусь в кожаное гостевое кресло, которое издает отвратительный скрип. До меня здесь сидела мать пациента, которого привезли сюда из Дома, флер ее духов до сих пор опутывал лодыжки.
Сцепив пальцы в замок и сложив их на животе, закинув ногу на ногу, я ждал ответа, как зверь в засаде выжидает свою жертву.
Если не получится вернуть гордость Четвертой, можно смело идти вешаться на подтяжках Шерифа.
Главный врач принялся убеждать меня в том, что здесь условия лучше домовских. Говорил о заботливом уходе, трехразовом питании, сеансах групповой терапии и прочей шелухе, интересовавшей скорее родителей, но не находящих отклика во мне.
При этом искренности на его лице было ровно столько же, сколько у меня — шансов на возвращение одного из подотчетных ему пациентов в стены Дома.
Но шансами заведуем не мы с ним, а Дом. Если ему будет угодно, Лорд вернется.
— Хорошо, достаточно. Извините, что спросил.
Разговаривать надо не с ним. Здесь, в Наружности, отвратительно просто.
— Вы понимаете, что он социально опасен?
— Асоциален, — кивнул я, изучая носки своих ботинок. — Я понял, когда вы сказали об этом первые десять раз.
Врач постучал по столу пишущим концом шариковой ручки. Под стеклом лежал список адресов, телефоны, добавочные номера в каждое отделение. Аккуратный разборчивый почерк. Несколько минут мы молчали.  Каждый думал о своем.
— В социальной среде, такие дети как он, не адаптируются. Вы понимаете, на что он обречен, выпусти мы его в жестокий внешний мир?
— Он обречен сгнить заживо в этих стенах.
Мы говорили с главным врачом о выписке Лорда как старые приятели, встретившиеся случайно в переулке и обсуждавшие выборы, на которые оба не поставили ни копейки. Так было нужно. Мою заинтересованность могли извратить, вывернуть наизнанку, упрекнуть в профессиональной предвзятости. Я итак рисковал.
За сутулыми плечами, круглым брюшком и ранней сединой в волосах и бороде главного врача стояло министерство здравоохранения, мать Лорда и ее мнение.
Я же атлантом держал на себе тайны Дома вместе с их тщедушными телами. Дом был на моей стороне.
— Его мать звонила мне, — два хмурых взгляда спустя сообщили мне. — А потом пришла лично. Говорит, вы убедили ее. Хотел бы я знать, как вы это сделали?
— Это не имеет отношения к делу. Если вам нечего больше добавить, я пойду. Пациента привезете сами. — Я поднялся из кресла, но передо мной тут же протестующе замахали руками, умоляя сесть обратно.
— Ладно, ладно, в самом деле, взрослые люди ведь….
— Справедливо. — Вернувшись в исходное положение, согласился я. — Так что насчет выписки?
— Решение вашего директора есть. — С какой же неохотой из этого горла выходили слова. Он держал интригу, но видел по выражению моего лица, что я уже обо всем догадался. Иначе бы не стал делать вид, что ухожу. — Решение матери пациента?..
Я молча положил бумагу на стол. Шелест бумаги звучал громче победного гонга.
— Положительное.